Нет, в нем не попадались ости,
В нем не горчила лебеда,
Он не был ни сырым, ни черствым
Тот хлеб хорошим был всегда.
Одно лишь свойство отличало
Тот хлеб от хлеба лучших дней —
Его всегда недоставало
В суровой юности моей.
Он связан был с тяжелой нормой,
С делянкой дальней и глухой,
С покрытой инеем платформой,
С гудящей дымною тайгой.
Та связь была простой и грозной...
Под крики «бойся!», брань и смех
Деревья в воздухе морозном
Со стоном падали на снег.
Та связь, наверное, издревле
Была началом всех начал:
Кто больше в день валил деревьев,
Тот больше хлеба получал.
Я все забыл...
Ожоги ветра.
Друзей угрюмых имена.
А норма — двадцать кубометров, —
Доныне помнится она...
В барак входили в клубах пара,
Ногами топая в сенях,
И сразу падали на нары,
Тяжелых валенок не сняв.
А хлеб несли из хлеборезки.
Был очень точно взвешен он.
И каждый маленький довесок
Был щепкой к пайке прикреплен.
О, горечь той обиды черной,
Когда порой по вечерам
Не сделавшим дневную норму
Давали хлеба двести грамм!
Прошли года...
Теперь, быть может,
Жесток тот принцип и нелеп.
Но сердце до сих пор тревожит
Прямая связь:
Работа — хлеб.
1961
Анатолий Жигулин.
