Мантра и молитва – издалека похоже?
На форумах, где общаются люди, находящиеся в духовном поиске и проходящие в этом поиске через различные восточные традиции, можно легко встретить утверждение, что православное «умное делание» воспроизводит сложившиеся в индуизме и буддизме практики медитации.
Это утверждение хорошо ложится на популярное представление о том, что на некой мистической глубине под поверхностными и внешними различиями религии «учат одному и тому же». Опыт, переживаемый православным монахом, творящим молитву Иисусову, аналогичен опыту буддистского монаха, погруженного в глубокую медитацию, и даже опыту посетителя современного «ретрита», где обучают «осознанности».
В обоснование этого тезиса иногда приводят слова православных подвижников о необходимости глубокой сосредоточенности на Боге, отключения от всего, что могло бы отвлекать от молитвы.
Глубокому сосредоточению учат и в восточных медитативных практиках. Более того, некоторые приемы сосредоточения, которые практикуют православные монахи, могут показаться хорошо знакомыми монахам буддистским – или индийским йогам.
Действительно, люди учатся концентрировать свое внимание, пребывают в послушании у опытного наставника, повторяют (обычно по четкам) раз за разом одну и ту же фразу.
В восточных практиках эта фраза называется мантрой.
В православной традиции «умного делания» повторяют фразу: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного».
Но является ли эта фраза своего рода «православной мантрой»?
Нет. По целому ряду признаков то, что произносит православный монах, творя молитву Иисусову, это никоим образом не мантра. Это стоит рассмотреть подробнее.
Разные картины мира
Мантра и молитва исходят из фундаментально разных картин мира. Молящийся христианин верит, что предельная и самая важная реальность – это Бог: Отец, Сын и Святой Дух.
Бог является Создателем и Хранителем всего: как мироздания в целом, так и каждого конкретного творения, включая самого молящегося. Бог – Источник и Цель всего существующего. Мы созданы, чтобы «познать» Его в библейском смысле этого слова, то есть узнать лично, глубоко преобразиться под влиянием общения с Ним, войти в единство с Ним и Его святыми, наследовать вечную и блаженную жизнь.
Для молящегося нет ничего более важного, желанного и необходимого, чем Бог, Который создал нас для вечной радости. Смысл нашей жизни, наше счастье и утешение именно в богопознании и богообщении (Деян.17:26–27).
Как пишет схиигумен Харитон (Дунаев) в своей книге «Умное делание. О молитве Иисусовой»:
«Прежде всего да будет известно, что христианину (особенно же лицу духовному по долгу звания своего) подобает всячески и всегда заботиться о том, чтобы соединиться с Богом Создателем, Любителем, Благодетелем и высшим добром своим, Которым и для Которого он и создан, ибо для души, созданной Богом, должно быть центром, то есть конечной целью, не что иное, как только Сам Бог, от Которого она и жизнь, и природу свою получила и для Которого ей нужно жить вечно. Ведь всё видимое на земле, любезное и желательное... скоро пройдет, как тень, – душе же, как вечной по природе, можно вечно успокоиться только в одном вечном Боге, как в высшем благе своем, прекраснейшем всех красот, сладостей и люблений, сладчайшем и любезнейшем, и как в естественном своем месте, откуда она произошла и куда она должна снова возвратиться: ибо как плоть, происходя от земли, в землю возвращается, так и душа, произойдя от Бога, к Богу возвращается и у Него пребывает. На то она и создана Богом, чтобы в Боге пребывать во веки»
Человек создан, чтобы познать Бога и возрадоваться Ему вовеки.
Спасенные на небесах видят «славу Божию», и тут стоит сказать несколько слов об этом библейском понятии.
Обычно мы называем словом «слава» хвалу, которую люди воздают кому-то, чаще всего другим людям. Например, люди прославляют великого композитора. Но это слово может иметь еще один оттенок – нечто в этом человеке, что побуждает нас его хвалить. Например, славой Георга Фридриха Генделя является его оратория «Мессия» и, шире, его музыкальный дар вообще.
Под «славой» в этом случае понимаются какие-то свойства человека, заслуживающие хвалы и эту хвалу справедливо вызывающие. «Слава Бога» – это Его бесконечная красота, доброта и мудрость, по отношению к которым всё прекрасное в мире и людях носит отраженный характер.
На небесах спасенные пребывают в свете Его лица, и это наполняет их бесконечной радостью, которую ничто не может омрачить или умалить. Их боль исцелена навсегда, их путешествие завершилось. Они – дома и вкушают то счастье, для которого Бог их создал и по которому в этом падшем мире тоскует человеческое сердце.
Главная беда человека в этой картине мира – грех, его вина перед святым Богом, которая нуждается в прощении, и его порча, которая нуждается в исцелении.
С другой стороны, человек, который, медитируя, повторяет мантру, исходит из совершенно других представлений о реальности. В этих представлениях нет Бога в вышеупомянутом смысле – как Кого-то бесконечно благого и любящего, Кто желает и может привести нас в общение с Собою.
В индуизме человек на своем самом глубоком уровне тождественен абсолюту. Ему нужно осознать то, что «тат твам аси», или по-русски «то ты еси», атман (аналог индивидуальной души) тождественен Брахману (вселенскому абсолюту). Главная проблема человека в этом случае – «авидья», неведение, омраченность сознания, которая мешает ему понять эту реальность.
В буддизме (хотя нам стоит отдавать себе отчет, что и буддизм, и индуизм – очень разнообразные внутри себя традиции) жизнь есть страдание, связанное с неудовлетворенными эгоистическими желаниями, а цель состоит в достижении нирваны, которая понимается в чисто негативных (апофатических) терминах.
Буддизм – нетеистическая религия, он не интересуется Богом. Как сказал один мой знакомый буддист, он «выносит Его за скобки». Впрочем, ряд буддистских мыслителей (например, Нагарджуна) прямо полемизировали с верой в Бога.
Это совершенно разные представления о мире, о желаемых целях духовной жизни, о том, на что человек может надеяться и чего ему стоит опасаться. Они, естественно, порождают разные духовные практики.
Мантра обращена на себя самого
Вот как мантру описывают на одном из сайтов, посвященных йоге:
«Мантра – это особые слова, фразы или звуковые формы, которые повторяются с определенной интонацией и ритмом в различных религиозных и духовных традициях.
Считается, что при прослушивании и при произнесении мантры воздействуют на сознание человека, способствуют духовному росту и самопознанию. Многие духовные практики используют мантры в качестве важного инструмента для достижения гармонии и баланса в жизни. Однако каждый может использовать мантры в своих личных духовных практиках, независимо от религиозных убеждений или культурных традиций.
Когда мы повторяем мантру, мы активируем определенные зоны мозга, которые связаны с нашими эмоциями, памятью и концентрацией... мантра работает на уровне ума и тела, помогая нам достичь баланса и гармонии в нашей жизни».
Мантра, таким образом, это инструмент, при помощи которого предполагается достичь определенного воздействия на собственный разум и тело. Даже когда в мантре упоминается имя божества (как в известном песнопении Харе Кришна), это нельзя назвать молитвой в христианском смысле – личным обращением к Другому.
Мантра предполагает совершенно иной настрой. «Слушание, повторение или пение мантры Харе Кришна возвышает сознание практикующего, переводит ум с материалистической платформы на трансцендентную, освобождает от последствий кармы», то есть практикующий её человек взаимодействует прежде всего с собственным сознанием.
В буддизме, даже если практикуется призвание имен каких-то божеств, они рассматриваются как проекция психики самого человека.
Иными словами, мантра обращена на себя, связанные с ней практики имеют целью самоусовершенствование (или что таковым читается в данной традиции)
Например, это может быть фраза «ом мани падме хум», которую обычно переводят как «о, жемчужина в цветке лотоса».
Иногда – просто первый слог этой мантры, «ом», или, в другой транслитерации, «аум», о котором говорят, что он был первым проявлением не явленного ещё Брахмана (Абсолюта), давшим начало воспринимаемой Вселенной, произошедшей от вибрации, вызванной этим звуком.
Мантра, как правило, не является личным обращением к кому-то. Медитирующий не обращается к жемчужине в цветке лотоса как личности. «Ом» – это не призвание чьего-то имени, не благодарность и не личная просьба.
Молитва обращена к Другому
Молитва, напротив, всегда обращена за пределы себя, к Другому – Богу или Его святым.
Сосредоточенная молитва, конечно, может оказывать глубокое воздействие на сознание – но её цель не внутри, не в собственном сознании, а вовне, в Боге. Уже первое слово молитвы Иисусовой – «Господи» задает совершенно иной тон, чем в мантре.
Слово «Господи» в наши дни превратилось в что-то вроде эмоционального восклицания, выражающего различные реакции – от раздражения до испуга. Но у него есть вполне точное значение – это звательный падеж от слова «Господь», обращение к Тому, Кто является безусловным Владыкой мироздания и нашей жизни.
«Господь» – это Тот, Кто создал Вселенную и поддерживает в бытии каждый её атом, Тот, кем мы «живём и движемся и существуем» (Деян.17:28).
Наша земная и вечная участь находится в Его руках. В молитве мы предаем себя Ему с доверием и надеждой.
Призывая имя Иисуса, мы утверждаем нашу веру в то, что Господь, Творец неба и земли, не переставая быть Богом, стал человеком. Предвечный Сын Божий воплотился от Духа Святого и Марии Девы и поселился среди нас, как Один из нас, как наш Брат (Евр.2:11). Он жил на земле, до Него можно было дотронуться. События Евангелия, смерть и Воскресение Господа совершились не в нашем сознании, а во внешнем материальном мире, в определенное время и в определенном месте, совершенно независимо от нашего отношения к этому.
Конечно, вера глубоко меняет наше сознание, но именно потому, что приводит нас к встрече с реальностью, которая находиться вне его.
Наше внимание, когда мы молимся, обращено не на самих себя, а на Другого, прежде всего на Предвечного Сына Божьего, Который «нас ради человек и нашего ради спасения» в определённый момент времени стал Человеком.
Произнося Иисусову молитву, мы обращены за пределы самих себя к Тому, Кто пришел нас спасти, Кто умер за наши грехи и воскрес из мертвых.
И это приводит к еще одному бросающемуся в глаза различию.
Мантра требует точного набора звуков – молитва нет
Считается, что мантры следует воспроизводить именно на языке оригинала и тщательно следить за произношением, потому что сверхъестественные силы приписываются именно строго определенной комбинации звуков, «вибрациям», которые, как предполагается, могут глубоко повлиять на ваше сознание и тело.
Вот как, например, об этом говорится на одном из сайтов, посвященных йоге:
«Все мантры, которые произносятся в процессе занятий йогой, говорятся на санскрите. Некоторые считают, что проговаривать мантры нужно не вдумываясь в них, тогда они прекрасно способствуют освежению и расслаблению. Но для того, чтобы достичь духовных высот в йоге, нужно сфокусироваться на мантре, произносимой на самом древнем языке – санскрите. Произносить мантру нужно напевно и сообразуясь с ритмом дыхания… Согласно легенде, древние просветленные йоги, которые в тишине внимали своему телу, уловили пятьдесят различных вибраций, которые исходили из чакр, и каждая из этих тонких вибраций стала одной из букв санскритского алфавита. То есть санскрит – это выраженные в звуках внутренние энергии. Поэтому, занимаясь йогой и сегодня, важно знать санскрит хотя бы на уровне мантр».
Однако молитву Иисусову, в отличие от мантры, можно творить на разных языках. Русском, сербском, румынском, английском, немецком, японском или любом другом. Конкретные сочетания звуков в этих языках будут отличаться – но это не важно. Вы не пытаетесь произвести нужные «трансцендентальные вибрации». Вы не пытаетесь контролировать «внутренние энергии». Вы обращаетесь к Другому, Который вас понимает.
Бог поймет вас на любом языке. Как сказал святитель Феофан Затворник, «Сила не в словах молитвы Иисусовой, а в духовном настроении, страхе Божием и преданности Богу и во всегдашнем внимании к Богу и Ему предстоянии умном».
Как пишет Архимандрит Софроний (Сахаров),
«Практика умной молитвы может быть на время связана с психосоматической техникой, т. е. носить характер ритмического или неритмического произношения молитвы умом посредством вдыхания при первой части и выдыхания при второй, как описано выше. Такое делание может быть полезным, если при этом не теряется из виду, что каждое призывание имени Христа должно быть неразлучно с Ним, Его Персоной, неотрывно от Лица Бога. Иначе молитва превращается в техническое упражнение и становится грехом против заповеди: «Не произноси Имени Господа Бога твоего напрасно» (Исх. 20:7; Втор. 5:11)... Достигаемое усилием воли чрез психотехнику не удерживается надолго и, что важнее, не соединяет нашего духа с Духом Бога Живого».
Молитва Иисусова есть просьба о милости; мантра – попытка справиться своими силами
Еще одно принципиальное отличие молитвы Иисусовой – мы не просто обращаемся к Другому; мы обращаемся к Нему с просьбой о милости. «Милость» – это одно из ключевых понятий христианства, которое резко отличает христианскую молитву от восточных медитативных практик.
Милость – это то, что можно получить только от другого; вы по определению не можете обеспечить её себе сами. Никакие ваши усилия сами по себе – какими бы упорными, напряжёнными или мучительными они бы ни были – не способны её гарантировать.
Милость может быть только свободным даром Другого.
Милость – это то, что другой ничуть не вынужден и не обязан вам давать, что вы никак не можете контролировать или вынудить. Это то, о чём вы можете только смиренно попросить. «Вот, как очи рабов обращены на руку господ их, как очи рабы – на руку госпожи ее, так очи наши – к Господу, Богу нашему, доколе Он помилует нас» (Пс.122:2).
Это можно пояснить на примере. Больше двадцати лет назад, когда страна была охвачена эпидемией героиновой наркомании, я знал группу христиан, которые подбирали по подвалам грязных, завшивевших, болезненно тощих наркоманов, оплачивали им курс детоксикации и помогали добраться до родных (они часто были иногородними).
Это было примером милости – никто не вынуждал их поступать таким образом. Они ничего в материальном плане не приобретали, а только тратили. Наркоманы не были их родными, христиане не находились на гражданской службе, которая обязывала бы их так поступать, – они свободно решили, подражая Господу Иисусу, спуститься в подвалы к погибающим и постараться им помочь. Сами наркоманы находились в таком разрушенном состоянии, что совершенно не могли помочь себе сами.
Конечно, от человека зависит, захочет ли он эту милость принять, но она остается даром, который свободно исходит от Другого. Просьба «помилуй меня» – это не попытка что-то переделать в себе своими силами. Это смиренное обращение к Другому за прощением, помощью и наставлением.
В молитве Иисусовой мы говорим: «Помилуй меня, грешного». Мы признаем свою острую нужду в прощении со стороны Того, Кто имеет власть прощать. Мы просим об исцелении и исправлении, которое мы не можем совершить своими силами.
Вернемся к примеру с наркоманами. С одной стороны, наркоман виновен – он принял в своей жизни ряд неверных решений, он решил выбрать немедленное удовольствие, а не исполнение долга перед Богом и ближними, которое могло бы принести ему прочное счастье.
Он несет за это ответственность и нуждается в прощении. Его исцеление должно начаться с признания этого факта. Как один наркоман сказал моим друзьям, «Я сам виноват, но не бросайте меня».
С другой стороны, он тяжко болен – пристрастие к яду глубоко повредило его душу и тело. Он сам себя загнал в яму, но он не может сам из неё вылезти. Кто-то свободно, из чистой любви и сострадания, должен спуститься к нему в грязный подвал, вытащить его на свет, отмыть и отправить на лечение. Он не может сам вытащить себя из той катастрофы, в которой находится.
Христиане верят, что мы все, подобно этому наркоману, находимся в состоянии катастрофы, которую мы называем грехопадением. Мы не божественны по природе (как предполагают индуисты) – мы созданы Богом из ничего. Но Бог желает, чтобы мы «соделались причастниками Божеского естества» (2Пет.1:4). Он сотворил нас из чистой щедрости, чтобы приобщить нас к той вечной и блаженной жизни, которой обладает Он Сам. Но это приобщение может совершиться только по доброй воле самого человека – и грех возникает тогда, когда человек отказывает Богу.
Мысль, что можно сказать «нет» Создателю мироздания, может показаться странной – но Бог настолько серьезно относится к свободе, которой Он нас наделил, что это возможно.
Вера есть путь покаяния. Мы прекращаем наш мятеж и противление, разворачиваемся на 180 градусов, покидаем путь погибели и становимся на путь, ведущий домой, к Богу и той вечной радости, для которой Он нас создал.
Это предполагает признание того, что мы несамодостаточны. Не мы сами себя создали. Мы продолжаем существовать только по милости Божьей. Мы сами ввергли себя в катастрофу греха – но не можем сами себя из неё вытащить.
В притче о блудном сыне безрассудный юноша уходит из дома отца, тяжко оскорбив его. На чужбине, живя беспутно, он проматывает все деньги, которые он унес из отчего дома, и оказывается в настолько страшной нищете, что нанимается пасти свиней (у иудеев свинья было нечистым животным, и такая работа намного хуже, чем чистить туалеты).
Что же он делает, когда приходит в себя? Говорит «мне надо быть аккуратнее с деньгами?» «Мне нужно научиться находить друзей, а не собутыльников?» «Мне надо найти работу поприличнее?», «Мне надо пройти курс осознанности?» В этом, может быть, и не было бы ничего в принципе неправильного, но он понимает, что его главную проблему это не решит.
Его главная беда в том, что он оскорбил отца и ушел из отчего дома. Эту проблему нельзя решить, пытаясь поправить свое положение на месте, оставаясь в далекой стране.
Надо встать и пойти к отцу. Именно так он и делает – а отец с радостью прощает и принимает его.
Главная драма человеческой жизни – это драма личных отношений между человеком и Богом.
Восточная медитация исходит из совершенно другой картины реальности, где вам нужно полагаться исключительно на себя, а спасение утопающих есть дело самих утопающих.
Конечно, другие могут помочь вам наставлением и примером, но никто не полезет к вам в подвал. Существует известное высказывание Будды: «Никто нас не спасает, кроме нас самих, никто не вправе и никому не по силам сделать это. Мы сами должны пройти по пути, но слова Будды явственно укажут его».
Правда – нам стоит это отметить – человеческое сердце не может этим насытиться, и в том же буддизме через какое-то время возникают направления, допускающие вмешательство в человеческую судьбу сострадательных будд и боддхитсатв, а в буддизме Чистой Земли появляется что-то очень похожее именно на молитву о милости.
Но если мы говорим о медитации, то это практика самопомощи – а не обращения за помощью к другому.
Инициатор молитвы – Бог
Важно отметить, что для христианской молитвы Бог является не только целью, но и инициатором нашей духовной жизни. Как говорит Христос в книге Откровения, «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр.3:20).
Именно Он Сам ищет общения с нами. Он призывает пророков и наконец Сам приходит к нам в лице Господа Иисуса Христа. Как говорит Апостол, «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши» (1Ин. 4:10).
Забота Бога простирается не только на человечество в целом, но и на каждого конкретного человека. Как говорит псалмопевец, «Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было» (Пс.138:16).
Для каждого человека то, что Он узнал о Боге, о возможности молитвы, столкнулся с примерами людей, которые молятся, – не случайность, а часть Божьего замысла. Наш взгляд, устремленный в небо, – это всегда ответ на взгляд Божий, устремленный на нас.
Более того, молитва есть действие в нас Святого Духа: «Также и Дух подкрепляет нас в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим.8:26).
Таким образом, при некотором внешнем сходстве мантра и молитва – это не только не одно и то же, это в ряде отношений противоположные духовные практики, связанные с совершенно разными представлениями о реальности.
