Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Апостол Павел в одном из своих посланий говорит, что каждому человеку надлежит умереть, и после смерти — суд. И сегодня мы вспоминаем день, который Церковь посвящает Страшному Суду. Суд этот страшен не грозностью Бога-Судии; он страшен не тем, что мы должны в течение нашей жизни исполнить закон, а тем, что весь суд над нами, это суд о любви: сумел ли мы на земле любить, сумели ли мы на земле быть человечными?..
Если мы сумели любить и быть достойными имени человека, тогда, как говорит апостол Иоанн, мы прейдем от смерти в жизнь и суд нас минет. Но каждый из нас должен испытывать свою совесть и свою душу: как он живет, как он прожил дни своей жизни, многие ли они или малочисленные… Сумели ли мы в эти дни, в эти годы воплотить тайну любви? И в любви так страшно то, что никто не может сказать: я долюбил любимых, я сделал всё, что нужно было, мое сердце было до самых глубин открыто и отдано…
В сегодняшнем Евангелии нам говорится, что эта любовь может проявляться так просто: посетил ли я больного, не постыдился ли я заключенного в тюрьме, пожалел ли я по-человечески того, кому нужна была моя жалость? Если я сумел с такой простотой и такой человеческой естественностью любить, тогда я встану с отрытым лицом перед Господом; но если я на земле и человеком не сумел быть — как же мне войти в Царство Божие?
И вот почему Отцы Церкви нам постоянно говорят: имейте память смертную, — не в том смысле, что мы должны жить как бы под тучей, под страхом, что вот-вот нас или кого-либо настигает смерть — и что будет тогда? — А помнить, что каждое мгновение нашем жизни, каждый миг жизни другого человека может быть последним, что слово, которое я сейчас говорю, должно быть чисто и истинно, должно быть духом и силой, что то, что я сейчас совершаю, должно быть выражением всей глубины правды и любви, которая во мне есть.
Когда человек живет несколько лет с умирающим, так ясно делается, что каждое слово, каждое самое обыкновенное действие может и должно стать выражением всей глубины, всей красоты и правды, которые есть между двумя людьми; тогда нет вещей значительных и незначительных; самое простое слово может быть словом жизни — и может быть убийственным, холодным словом. И то, как мы принесем человеку его еду, и как мы поправим больному подушку, и как мы прикоснемся его телу, и какими глазами на него глядим, и как звучит наш голос — всё это имеет окончательное и, порой, последнее значение; и это так страшно, и это так дивно.
Но когда умрет человек, у каждого в душе ужас: сколько я пропустил случаев проявить любовь, сколько слов не сказанных или сказанных не так; сколько поступков могло бы быть не совершено, и сколько могло бы быть сделано! И тогда мы с болью в сердце думаем: а теперь поздно!.. И это ложь, это неправда!
Поздно не бывает никогда; никогда, потому что Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых, потому что все, и усопшие, и на земле живущие, живы для Него, потому что любовь никогда не бывает в прошлом, никогда нельзя сказать «мы друг друга любили, а только «мы любим друг друга вечной, заветной любовью».
И если это так — о, тогда действительно, как говорится в пасхальной службе: пожерта смерть победою; унесена, как мощным потоком, победой любви, победой Воскресения Христова всякая смерть, всякая разлука; нет прошлого времени, а есть только ныне и во веки веков — даже не будущее, а вечное перед нами. И это так дивно, и такая в этом лежит надежда.
Но опять бывает, что на душе так тяжело; просишь Бога простить то, что не сделано было, или то, что сделано или сказано было наперекор любви — а
И он мне с ужасом сказал: «Но как же быть, этот человек умер!» — «Стань на молитву, помолись Господу, а потом обратись к другу, которого ты застрелил, и скажи ему всё, что у тебя на душе — и твой ужас перед нежеланной и нечаянной его смертью, и твое отчаяние о непоправимости совершенного поступка, и твои молитвы, которые, казалось бы, остались без ответа перед Богом — все ему скажи, и скажи: ? а теперь ты меня прости, и ты за меня помолись? — и пошлет тебе Господь мир и покой и прощение». Он так сделал, и это совершилось.
Любовь не в прошлом, а в настоящем, и во веки веков. Поэтому будем жить этой надеждой, но не будем ждать момента, когда вдруг охватит нас ужас о том — не поздно ли? — а будем помнить час смертный; будем помнить, что в нашей власти только теперешнее мгновение, что сейчас я могу сказать истинное, чистое, доброе, одухотворенное слово или солгать против Бога и моего человеческого достоинства, или смолчать по недостойному страху; будем помнить, что только сейчас я могу совершить поступок, который может быть воплощением всей моей любви, всего смысла моей жизни, всей глубины моих отношений с другим человеком.
Будем жить так, будто каждый из нас может вот теперь перейти в вечность, и помнить, что мы стоим на грани, где каждое слово и действие могут быть завершением, вечной славой нашего общения с человеком. Подумайте о том, как прекрасен может стать мир через это и как глубоки отношения, и как свята жизнь.
Аминь.
Митрополит Сурожский Антоний.
