— Вообще-то я научилась ценить стабильность. — заявила Истинному Учителю Истины (то есть мне) девушка европейского типа, грузно сидящая в красном кресле для посетителей. — Деньги платят, кредиты отдаю, каждый год со своими девчонками в Австрию мотаюсь на специальный курорт. Их там выгуливают, играют с ними, шерсть в порядок приводят. Но вот у меня недавно со сном проблемы начались. То сплю сутками, то вообще уснуть не могу...
— Сколько вам лет, дитя моё? — поинтересовался я. — Тридцать восемь. — ответила пациентка, тут же уточнив: — Я с двухтыщпятого так живу, раньше такого не было. — А сколько вы ещё дальше так жить собираетесь? — вкрадчиво спросил я. — А что, уже надо что-то начать принимать? — деловито спросила больная. — Я же понимаю, для каждой возрастной категории свои препараты...
На этом месте я внушил посетительнице, что она мотылёк-однодневка. И пока она с разбегу пыталась вылететь на волю, биясь о бронированное окно в ужасе перед неумолимо убегающими секундами, — я налил себе чашечку кофе и задумался.
Наши современники европейского типа совершили несомненный прорыв в отношениях с жизнью. Потеря смысла существования — всю предыдущую историю считавшаяся главной бедой для разумного существа — сегодня рассматривается больными как небольшой побочный эффект счастья.
Больные этого типа в каком-то смысле уже адаптировались к вечности. Они ничего толком не планируют делать как в ближайшие сорок миллиардов лет после своих похорон, так и в ближайшие сорок лет до них — и рады тому. Фактически их смерть уже наступила — но они продолжают обсуждать новости, покупать сапожки и шарфики, ездить в Австрию с собаками и даже порой участвуют в благотворительности, давая деньги на хосписы.
Причина этой странной мутации живого человека в доброкачественный невус — несомненно, в интригах Внеземных Цивилизаций.
Общеизвестно, что зеленоватые гуманоиды давно лелеют планы морального опускания Человечества с целью обидного хохота над ним. Самый простой путь для этого — геноцид, но открытого противостояния с нами пришельцы боятся. Поэтому, едва городская цивилизация Земли развилась до уровня, на котором одиночка может комфортно пересидеть собственную полезность, — в рядах Человечества начали массово распространять идею Овечности (термин проф. Инъязова).
Если коротко, то Овечность заключается в отрицании времени — с одновременной безоговорочной капитуляцией перед ним.
Эту мысль необходимо изложить подробнее.
С точки зрения здорового человека, жизнь — поразительно краткий путь из полного беспамятства к полной неизвестности. На этом пути нужно успеть очень многое, обеспечив как можно более надёжное продолжение жизни. Этой цели служит как обычная человеческая любовь с детоводством, так и научная деятельность, а также создание рукотворной красоты, починка «газелей» и просветительство. Полезными для продолжения жизни могут оказаться и парикмахер, и даже журналист — в зависимости от того, какую цель они преследуют, обрабатывая головы современников.
Итогом жизни, проведённой здоровым человеком, становится развеянное по всей его родне, друзьям, городу, стране и миру улучшение — местами, возможно, неуловимое, но от того не менее реальное. И покуда человек здоров и жив — он осознанно или интуитивно ощущает волшебное чувство своей полезности. Оно делает его счастливым — даже тогда, когда он сам в этом не признаётся.
Современник же, подхвативший овечие любой тяжести, норовит освободиться от времени. Он пытается напрямую, прямо из своей уютной икеи, подключиться к вечности. Он желает выпрыгнуть из биографии и впасть в приятный сомнамбулический дзен, который принимает за просветление. Избегая сверхусилий и выращивая бонсаи, овечный больной искренне уважает себя за уравновешенность и мудрость. Он любит величать своё состояние «стабильностью» — хотя на самом деле в этом безвозвратном проедании драгоценных дней в комфортной обстановке не больше стабильности, чем в установлении личного рекорда по энгри бёрдз в падающем самолёте.
Если в больном ещё теплится остаточное чувство времени — то он внушает себе, что «уже сделал всё, что нужно» — или, напротив, что «ничего не может сделать». В обоих случаях время он для себя объявляет остановившимся.
В особо запущенных вариантах — человек вообще не вспоминает о существовании времени, пока над ним не грянут сердечно-сосудистые литавры или вкрадчиво не заползёт на колени онкологическое напоминание: время есть, и оно отлично помнит о нём. Тогда больной вспоминает о быстротечности жизни — но и её пытается по привычке использовать для легализации своей овечности, объявляя, например, что «он ни о чём не жалеет» (как будто это имеет значение) или что «он готов встретить свою судьбу» (как будто его готовность играет какую-нибудь роль).
Процесс превращения человека в упрощённого дачника мироздания приводит к закольцовыванию всех устремлений. Целью существования больного становится обеспечение максимально ненапряжных условий существования, целью которого, в свою очередь, является обеспечение максимально ненапряжных условий существования. Уже в силу этого овечность является врагом истории и прогресса.
Но овечность опасна не только тем, что сжигает зря миллионы и миллиарды жизней. В результате их бесполезного тления в ноосфере накапливается парниковый эффект — и овечные больные начинают диктовать условия здоровым. Так за прогресс и процветание начинает выдаваться разнообразие способов скрасить фальшивую вечность — после чего отрезвлять сачкующие общества приходят какие-нибудь глобальные катастрофы или нашествия варваров.
…В качестве универсальной профилактики и индивидуальной терапии овечности на ранних стадиях рекомендуется ношение наручного хронометра, негромко, но внятно тикающего и показывающего точный возраст носителя вплоть до секунды.
Часто помогает.
