Мы постоянно жалуемся, что обстоятельства складываются так, что у нас не бывает возможности жить глубокой внутренней жизнью. Этим мы оправдываем себя в том, что не умеем молиться, что чувства наши поверхностны, что нет углубленности в нашей душе. Но этим мы свидетельствуем только о том, что мы не знаем даже в человеческой плоскости, что ничто глубокое не может быть поколеблено внешними случайными обстоятельствами. Когда у кого-нибудь на сердце радость, ему кажется, что море по колено: случайные невзгоды, мимолетные обиды, житейские трудности не могут потушить этого пламени радости. Даже самую малую искру радости потушить нельзя.
В древности говорили, что вся тьма мира бессильна потушить одну искорку пылающего огня. Когда же на душу ляжет скорбь, глубокая скорбь, скорбь о чем-то, что для нас действительно имеет значение, тогда опять-таки внешнее бессильно над нами. Ни развлечения нас не развлекают, ни пустота жизни не делает нас пустыми. Жизнь становится глубокой и в радости, и в горе. А наша внутренняя жизнь в Боге так легко нарушается случайными обстоятельствами только потому, что она на поверхности, она не глубока. Хочу вам привести в пример случай из языческой древности.
Пришел к одному человеку странник, и в течение всей их беседы его домочадцы в глубоком молчании сидели вокруг шатра. В какой-то момент хозяин дома сказал своему гостю: «Пора мне молиться» — и стал молиться; и весь дом вдруг ожил, все стали разговаривать между собой. Гость с удивлением глядел на это и сказал: «Что же вы делаете, он теперь молится, а вы его тревожите?» А один из домочадцев ответил: «Не бойся. Пока он говорил только с тобой, малейший шум мог бы его развлечь, но теперь, когда он говорит со своим Богом, ничто не может оторвать его от этой беседы».
Разве это не пример, которому мы, христиане, могли бы, должны бы последовать? Мы должны так углубить свою внутреннюю жизнь, чтобы она стала настоящей жизнью. Христос не напрасно сказал: Где сокровище ваше, там и сердце ваше… А где сердце наше, там и все силы наши собраны. Мы не умеем молиться сосредоточенно и глубоко, не умеем хранить в душе тот глубокий покой молитвы, который приобретаем в церкви или иногда вдруг, как подарок от Бога.
Мы не умеем уйти от суеты в те глубины, где можно неразвлеченно думать о Боге, и где созревает жизнь, как действие, достойное Бога. И всё это говорит только о том, что сердце наше не там, и что не Бог — сокровище нашей жизни. Надо над этим подумать, потому что другого средоточия жизни всего мира нет, кроме Бога, нет центра жизни для человека. Когда он не Бога ставит в центре всего, что делает, человек мечется из стороны в сторону и не находит себе покоя ни в чем и никогда.
Будем же следить за собой день за днем, и замечать, когда нам жизнь и настроение свидетельствуют, что Бог не есть сокровище наше; и будем каяться в этом, то есть не плакаться только, не только жалеть, а заставлять себя повернуться лицом к Богу и ставить себя на второе место, а Бога — на первое, отстранять от себя то, что мы ставим на место Бога. Когда Бог станет для нас сокровищем, жизнь наша станет глубока, тогда в сердце нашем будет покой, в мыслях — ясность, в воле — твердость, и мы сумеем прославлять Бога и в душах наших, и в телесах наших.
Аминь.
Митрополит Сурожский Антоний.
