Один из самых наболевших у современника вопросов звучит так: почему книжки, музыка и фильмы в последние годы стали такими скучными и предсказуемыми?
Ответ очевиден: именно скучная культура востребована сегодня изнывающими от скуки массами современников. Несмотря на явную парадоксальность, никакого противоречия тут нет. И об этом стоит рассказать подробнее — поскольку такой невинный с виду симптом, как скучность масс-культа, скрывает куда более серьезное заболевание.
Начнем с того, что сегодняшний средний покупатель новой книжки и посетитель кинотеатра есть веслоногий офисный рачок большого города, чья жизнеобеспечивающая функция — рассказывать телефону о предлагаемых компанией позициях.
Это занятие, сопровождаемое выращиванием воображаемого огорода и стрельбой птицами по свиньям, несколько похоже на конвейер столетней давности — но, в отличие от конвейера, на нем ничего не производится. Вернее, основной чушкой, подвергаемой постоянной фрезеровке в ходе этого занятия, является сам офисный современник. Он ведь уже давно не винтик механизма, производящего нечто. Стать винтиком и превратиться в Давателя Конкретного Результата — его большая и светлая мечта. О мастерах, которые спрыгнули с оклада и работают за процент, в его биоте рассказывают легенды с придыханием.
В реальности же он — бубнящий и выбегающий курить предмет обстановки. В случае чего он загоняется и сдается в аренду оптом — вместе с массой других телефонных обезьянок. Госту подвергаются даже произносимые им слова и их порядок. Говоря откровенно, этот тип современника и существует-то главным образом потому, что экономический процесс сегодня принято упаковывать в бубнеж т. н. менеджеров по размещению заказов.
Вследствие рода деятельности его духовный мир — не похож на духовный мир какого-нибудь гофманского конторщика двухсотлетней давности. Как ни странно, современный конторщик не бежит от реальности в сверкающие миры. Применительно к нему глупо говорить о каком-либо эскапизме. Напротив, дух его, в реальности не живущего вообще, — мечтает сбежать назад, из своего искусственного пространства, и из телефонирующей стандартной чушки превратиться в настоящего человека. Достаточно взглянуть на то, как увлеченно рассекает он каждый день виртуальные заросли на потном мустанге, стремясь на бой во имя великой справедливости — и станет ясно: он мечтает быть человеком. Он хочет броситься в бурные воды жизни, трудиться до седьмого пота, воевать и умирать за что-нибудь серьезное, хочет стоять в полный рост посреди мира и взвалить на себя ответственность за его судьбы.
Трагизм его положения, однако, заключен в том, что при этом он физически остается веслоногим клерком — запуганным пятящимся существом с глазами на стебельках, у которого от самой мысли о рискованной ответственности начинает болеть голова.
В итоге, чтобы его не разорвало изнутри диалектическим противоречием — измученный тоской по реальности современник интуитивно, но в массовом порядке набредает на компромиссную идеологию. Её мы можем смело назвать «Часиксуализмом» (от словосочетания «Час Икс»).
Суть этой идеи, коротко говоря, в следующем.
Однажды — внезапно — грянет гром. Блеснет молния. И часиксуалист поймет, что его Время Настало. Офисные рачки ударятся оземь — и из возникших на их месте зеленых облачков выйдут суровые каратели в брезентовых куртках. Редакционные бездельники обернутся железными конармейцами. Завскладами превратятся в отряды самообороны — и вместе они отстроят заново тот рухнувший мир, в котором их десятилетиями заставляли жалко влачить.
Тот факт, что этот мир вот-вот рухнет, отметим — в рамках часиксуализма не подлежит сомнению: видите, как мир кренится? Упал очередной самолет, убита студентка, мать с детьми выгнана на улицу. Это же явно первые ласточки, первые раскаты, первые звоночки. Пора затаиться и выждать. Спасать мировое здание, пока оно в таком опасном наклоне, разумется, бессмысленно. Надо дождаться, когда оно рухнет — и тогда увидите, как здорово мы заново построим его из спасенных кирпичей.
Таким образом часиксуалист убивает дуплетом оба проклятых вопроса — «тварь я дрожащая или право имею» и «быть или не быть». Он отвечает им решительное «Имею! Быть! Но не сейчас».
Внутренний мир часиксуального современника больше всего напоминает анекдотический брежневский застой, устроенный себе самому. В роли пустоглазого инструктора из райкома, сообщающего о неопределенной продолжительности временных трудностях на пути к коммунизму — выступает сам часиксуалист. В роли слушателя, тоскующего в очереди за дефицитом — он же.
Вернемся к масс-культуре. Главное требование, предъявляемое этими сослагательными героями к произведениям — убеждать их, что Час Икс еще не наступил. Ибо его функция вообще не в том, чтобы наступать на самом деле — но в том, обезболивать текущее состояние часиксуалистов.
Поэтому потребляемое современными часиксуалистами произведение может — и даже должно — уверять зрителя и читателя, что Час Икс близится.
Оно может и должно уверять его: когда Час Икс грянет — он не растеряется.
Но ни в коем случае это произведение не должно говорить, что ему, зрителю и читателю, уже пора превращаться в действующего человека. Уже пора начать реализовывать свои принципы. Уже строить то будущее, которого он так ждет. Такое произведение, чего доброго, изменит его, перепашет и отрежет пути к отступлению — а это со стороны произведения было бы подло.
Часиксуалист, если можно так выразиться — своего рода антифауст: он готов продать душу дьяволу, чтобы его мгновение стояло где стоит и не приближалось.
Поэтому в книжках, песнях и фильмах, потребляемых им в диком количестве, мы наблюдаем одни и те же т. н. вечные сюжеты, в которые, чтоб не наскучило, упихивают все больше спецэффектов. Компании любопытных подростков пачками пожираются в заброшенных домах, пучеглазые забавные клерки находят свое счастье на южных пляжах, девушки глубоко за двадцать восемь попадают в бодрящие неприятности, чтобы на последней странице быть обнятыми необоснованно страстными шатенами.
Во всем этом потоке есть один общий элемент: отсутствие прямого обращения к зрителю или читателю с каким-нибудь призывом. С читателем сегодня, как правило, вообще не разговаривают: ему показывают набор трюков, который по определению никуда не зовет. А поскольку других способов выйти из однообразия «вечносюжетности» нет — часикесуалисты, не желающие, чтобы их дергали, вполне дружно предпочитают скучать. И, разумеется, жаловаться на то, что искусство деградировало.
В этой деградации они видят приближающийся Час Икс. По-своему замечателен тот факт, что они правы — ибо именно они тщательно стараются приблизить его всеми силами.
